Сергей Прокофьев был великолепным пианистом, прославленным исполнителем своей музыки. Но и другие пианисты, такие, как Софроницкий, Нейгауз, Гилельс, Юдина, Рихтер, а за ними и более молодые ввели в свой репертуар прокофьевские сонаты, обнаруживая в этом богатейшем мире образов, идей, душевных состояний все новые и новые глубины.
В сонатах Прокофьева легче установить закономерности содержания и расположить их в последовательный ряд, чем в его симфониях, в значительной своей части связанные с театральной музыкой или с тематическим материалом, предназначавшимся для других жанров и форм. Вторая симфония носила, в известной мере, экспериментальный характер и была написана, по выражению композитора, для "покорения Парижа" или закрепления "покорения". Материалом для Третьей симфонии послужила, как указывалось музыка оперы "Огненный ангел", в Четвертой, так же, как "Симфония псалмов" Стравинского, заказанной к 50-летию Бостонского оркестра, весь тематизм непосредственно связан с балетом "Блудный сын". И только последние три симфонии - Пятая, Шестая и Седьмая - написаны, подобно Классической, как произведения с заранее продуманной концепцией. О Пятой симфонии (1944) автор писал: "Я задумал ее как симфонию величия человеческого духа". В ней действительно есть величавость и воля, широта и яркость "бородинского" эпического сказывания о герое, черты, роднящие симфонию с наиболее монументальными творениями Прокофьева, музыкой к "Александру Невскому", "Ивану Грозному", оперой "Война и мир".
Написанная в конце 40-х годов Шестая симфония, по мысли автора, должна ассоциироваться с недавним прошлым, с отзвуками военных лет. Ее сгущенная, мрачная атмосфера заставляет вспомнить о Второй симфонии, перенасыщенной экспрессионистскими сложностями. Совершенным контрастом, антиподом этих симфоний выступает лучезарная и юная по духу Седьмая, сочиненная в 1952 году, одно из последних произведений Сергея Сергеевича. Все в ней просто, мудро и светло. Лирическая взволнованность I части, обаятельный вальс школьного бала - II, раздумье - III и солнечный, юношеский, звенящий, как пляж в Артеке, финал. После Гайдна не много написано таких по-чудесному жизнерадостных симфоний во всей истории этого жанра.
Прокофьев любил детей и охотно обращался к музыке для юных слушателей. В веселой "Болтунье" на стихи Агнии Барто (1939), о "Пете и волке" - увлекательной истории о бесстрашном пионере (1936), в захватывающей понятной даже самым маленьким, сюите "Зимний костер" (1949), всюду, где Прокофьев обращается к детям, слышится, чувствуется любовь к новой поросли - будущему Земли.
Великий музыкант, Прокофьев был и великим тружеником, отдавшим сочинению музыки пятьдесят лет из прожитых шестидесяти двух. Его огромный талант после бурного цветения в молодые годы, подвергся трудным испытаниям на чужой почве. После пятнадцатилетнего отсутствия, вернувшись на родину, Прокофьев испытывал неодолимую потребность постичь, что произошло за эти годы в нашей стране. Умный, внимательно "вчитывающийся" в книгу жизни, он постиг величие революционных преобразований, охвативших все стороны деятельности советского общества и советского человека. В 1937 году, к двадцатилетию Октября, он создал Кантату, взяв для нее тексты из "Коммунистического манифеста", "Тезисов о Фейербахе", из книги В. И. Ленина "Что делать?", из Конституции Советского Союза. Возникло необычное произведение огромной художественной и публицистической силы.
А в конце 1950 года прозвучала торжественная и строгая оратория "На страже мира" на стихи С. Маршака. "Я хотел выразить в этой вещи свои мысли о мире и войне, уверенность, что войны не будет, что народы земли отстоят мир, спасут цивилизацию, детей, наше будущее", - писал автор.
О Прокофьеве можно сказать: великий музыкант нашел свое место и среди великих преобразователей жизни.
Прав был Илья Эренбург, когда писал: "Это был большой человек, и потомки не смогут понять трудного и славного времени, которое мы еще вправе назвать нашим, не вслушиваясь в произведения Сергея Прокофьева и не задумываясь над его необычайной судьбой".
< возвращаемся |