George Gershwin / Джордж Гершвин (1898-1937)

С именем Джорджа Гершвина связана одна из наиболее интересных глав истории музыки Соединенных Штатов Америки.

Сын эмигрировавшего из России в 1890 году Мориса Гершовица, Джордж, родился в Нью-Йорке. Здесь протекла большая часть его жизни. Музыкальный быт нью-йоркской улицы был единственной питательной средой эстетических впечатлений детских лет. Случай свел его в школьные годы с одаренным мальчиком - скрипачом Максом Розенцвейгом. "Юмореска" Дворжака околдовала будущего автора Голубой рапсодии.

Его музыкальное образование носило характер случайный. У одного педагога он усвоил первоначальные навыки игры на фортепиано, другой легко доказал ему, что его игра не выходит за рамки дилетантизма. Занятия композицией у Эдв. Киленьи дали юному Гершвину основные сведения в области гармонии и формы. И это было - в переводе на современные понятия - в пределах первого курса консерватории.

Еще несколько раз в течение своей жизни Гершвин делал попытки расширить круг своих теоретических знаний и углубить их. С этой целью он даже пытался связаться с Равелем, Стравинским, но дальше телеграфной переписки, давшей благодарный материал для падких на такого рода сенсации репортеров, дело не пошло.

Откуда же возникло это поразительное явление - Гершвин?

Музыкальная история Соединенных Штатов сложилась очень своеобразно. Рядом с английской песенкой, шотландской балладой, интонациями славянской мелодии в быту звучал пикантный французский куплет, еврейский синагогальный напев, венгерский чардаш, гортанные звучания китайской музыки, звонкие удары бубна в руках танцующих тарантеллу итальянцев. Но больше и чаще других звучали песни негров, необычные, еще сохранившие связи с первобытным искусством Африки.

Большое место в музыкальном быту американских городов и поселков занимали духовые оркестры. В репертуаре кочующих, а нередко и "плавучих" театров, как правило, были музыкальные комедии, не претендующие ни на что больше, кроме развлечения не очень взыскательной публики. Но антрепренеры следили за тем, чтобы в каждой такой комедии была непременно одна, особенно легко запоминающаяся песенка. В случае удачи она становилась "шлягером", то есть приобретала популярность, а следовательно, выполняла и рекламную функцию. На большее никто не претендовал. Эти песенные шлягеры - явление специфическое для американской музыкальной жизни с 80-90 гг. ХІХ века. Оно сохранилось и до наших дней. Характерно, что преобладающие музыкальные вкусы американского общества того времени связаны были с легкими жанрами. Ни постоянных оперных театров, ни развитой симфонической культуры, ни систематических камерных концертов не было. Все эти "высокие" слои музыки давали о себе знать только от случая к случаю.

Из этого специфического музыкального быта выросло несколько ярких композиторских индивидуальностей: Ирвин Берлин (1888), Стивен Фостер (1826-1864), Джером Керн (1885) - подлинных мастеров песни. А рядом с ними оказался сонм дилетантов-эпигонов, согласных даже приплатить издателю, лишь бы увидеть свое имя напечатанным на обложке нотных листков. Карликовые музыкальные издательства плодились с тем большей активностью, что спрос на них рос год от года. В Нью-Йорке эти издательства, охваченные горячкой конкурентной борьбы, только что не жались стенка к стенке на одной улице - Тип-Пан аллее. В нотном магазине, или, как торжественно называли его "фирменном салоне", приказчик обязан был не только продавать ноты, но и играть, петь, рекламировать продаваемую продукцию. Такие, умеющие играть и, если не петь, то хотя бы напевать, продавцы были в цене. Их зывали - "song-plugger".

Гершвину было 15 лет, когда он стал таким продавцом в "салоне" Дж. Ремика. Как ни скромен был занимаемый юношей "пост", но это было уже профессиональное место в искусстве. Более того, ни один из педагогов не мог научить его тому, чему он, незаметно для себя, учился, проигрывая и напевая ворохи нот, попутно отмечая, что кому нравится, в чем секрет шлягера. Среди бесконечных потоков полудилетантской макулатуры, как зернышки благородного металла в руде, сверкали песни Берлина и Керна - композиторов, боготворимых молодым Гершвином.

Опыт накапливался каждый день. Нет сомнения в том, что Гершвин не раз заносил на бумагу наиболее отстоявшиеся импровизации. Но сам он к ним относился до поры до времени недоверчиво. Тяга к сочинению музыки становилась неодолимой. Как обычно у начинающих, возникло два вопроса: хорошо ли это? И - мое ли это? После долгих колебаний Гсршвин обратился к своему "шефу", Ирвину Берлину. К тому времени (1916) Берлин был в зените своей композиторской славы, в разгаре своего "просперити" в качестве компаньона издательской фирмы. Гершвин расцветал под градом комплиментов высокочтимого мастера. Но высокочтимый и словом не обмолвился о возможности издания хотя бы одной из показанных ему песенок. Зато восходящая на бродвейском небе звезда, некая София Гукер, отнеслась к музыке Гершвина с большой симпатией. Летом 1916 года он впервые услышал "себя", свою песню с эстрады.

"Всю ночь я не смыкал глаз. Я мысленно спел "Я становлюсь девушкой" по крайней мере двести раз, каждый раз находя в ней все новые перлы. Устал я смертельно. Под утро я возненавидел эту мерзкую песенку, убежденный в ее кромешной бездарности".

Композитору было 18 лет. Он имел право на такую резкую смену своих оценок. Так или иначе, но это уже начало пути.

Большую роль в упорядочении и обогащении его знаний сыграл уже упоминавшийся Эдв. Киленьи, венгерский музыкант широкой образованности и педагогического дара. По-видимому, он был первым, указавшим Гершвину на необходимость настоящей дружбы с серьезной музыкой.

Гершвин покидает место "музыкального секретаря" Берлина. Его манят просторы Бродвея. Попасть в число тех, кто выступает, ставит спектакли, пишет музыку для театров, театриков, варьете, даже для кафе на Бродвее - не так просто. Для Гершвина путь к "высотам" Бродвея лежал через издательство Хармса, глава которого уверовал в талант девятнадцатилетнего композитора. Выплачивая Гершвину небольшую сумму еженедельно, он обязал его отдавать фирме, все, что тот будет писать... Решающее слово, разумеется, за издателем. В 1918 году пришел первый настоящий успех. Песенка "В нем что-то есть" стала истинным шлягером. В течение десяти лет (!) она бесконечно переиздавалась.

Соблазнительно было бы написать: "Она решительно отличалась от большинства банальных образцов развлекательной музыки". Увы, это была бы неправда. Если она чем и отличалась, то, может быть, несколько более изысканной гармонией и уровнем вкуса. В основном, это был того же типа шлягер, что и остальные. Это-то и привлекало слушателей и покупателей.

Для Гершвина же начался "путь в высшее общество". Пока он одолел только его первую ступень.

читаем дальше >